ЗВЕЗДА ИЕРУСАЛИМА
О, звезда, горящая в ночи
Неизменно и неугасимо,
Помоги мне родину найти,
Помоги, звезда Иерусалима.
Оглянись, пустыня не мертва,
Разве Бог в песках неузнаваем?
Золотые падают слова:
«Ле-шана а-баа бирушалаим!»
Из любой прекраснейшей земли
На тебя глядим неутомимо,
Ты гори, звезда моя, вдали,
Ты гори, звезда Иерусалима.
Ты сияй на утренней заре,
Пусть для нас твой свет недостигаем.
Подниму бокал я в сентябре –
Ле-шана а-баа бирушалаим!
* * *
Статуэтки из Шумера –
На лице огонь и вера,
Резко выпуклы орбиты,
Луны глаз полузакрыты.
Кровь моя, родное, птичье,
Добиблейское обличье…
Замереть, ладони сдвинув,
Лица в небо запрокинув.
Черны кудри, бледны щеки…
Мне корить вас не придется,
Что потеряны истоки
В вечном холоде сиротства,
Что источены скрижали
В мире юном и убогом –
Это вы мне передали
Сладкий ужас перед Богом.
И трепещет свет на лицах,
От огня бегут дорожки,
Чтоб века о нас молиться,
Сдвинув твердые ладошки.
Ангелы душу ребенка на крыльях несли,
Должен сегодня родиться он в лоне Земли.
Плачет ребенок, не может он неба забыть,
Но непреклонны крылатые птицы судьбы.
Веет прохладой лесов предрассветная тишь,
Час твой пришел, ты на грешную Землю летишь.
Райскою музыкой вслед тебе арфы звучат,
Золото крыльев сверкает в рассветных лучах.
Тает твой призрачный мир красоты и тепла…
Что же, Земля, своим детям взамен ты дала?
В поте лица добывать себе пищу и кров –
О, неужели на свете нет лучше миров?
Сажа и копоть – наряд твоей суши, Земля,
Ложь и жестокость детей твоих душат, Земля!
Плачет ребенок и к ангелам в страхе приник,
Скоро услышит Земля его горестный крик.
ИЗ ФЕЙХТВАНГЕРА
1. НОХЭМИ
Две тени в сумерках, уйдем за горизонт,
Не помня зла, душой не дрогнув ни на миг,
Туда, где нежится в лучах лазурный понт
И белый город дремлет, как старик.
Но счастье невозможно,
На сердце так тревожно,
Пасхальной кровью площадь залита,
И девушка не та с тобой, не та.
Прозрачна ткань ее туники голубой,
И кудри черные струятся на плечо.
– Нохэми, – стонут чайки над водой,
– Нохэми, – шепчет ветер горячо.
Но счастье невозможно,
На сердце так тревожно,
В руинах Храма тает зов рожка,
И отзвук долетает сквозь века.
Пропасть навек, в глазах горячих утонуть,
Обнять тебя, печали вечной не тая,
А может быть, тот ветер мне ласкает грудь,
А может быть, Нохэми – это я?
Но счастье невозможно,
На сердце так тревожно,
И слух волнует шелест птичьих стай…
Нохэми, подожди, не исчезай.
2. БАЛЛАДА О ЛЮБВИ И ПРЕДАТЕЛЬСТВЕ
Дон Альхандро с доньей Ниной,
И сплясал огонь ламбаду
В глубине печи каминной.
Что ей делать, боже, боже!
За решеткой меркнет искра…
Вскрикнув, бросилась на ложе
Дочь опального министра.
Соскользнула с плеч мантилья,
На полу пятном алеет…
Не жалей его, Эркилья,
Он тебя не пожалеет!
Не наполнит рог на тризне,
В дверь к тебе не постучится,
Пропадать ему полжизни
Со злодейкой-клеветницей,
С истеричкой, интриганкой,
Что тебя оклеветала,
Дни влачить в роскошном замке
От скандала до скандала.
А тебе – костер да плаха,
Он прощенья не попросит,
Перекрестится с размаха,
В пламя хвороста подбросит.
А как только вверх по коже
Зазмеится жар ползучий,
Ты прошепчешь – боже, боже,
Пощади его, не мучай!
ВОЗОК
Отреклась от родительской стаи,
Преступила закон,
И теперь я скорлупка пустая
Под любым ветерком.
Уезжают в возочке открытом
В неизбежность, в туман,
И вдали за туманом блестит им,
Что невидимо нам.
Мы стоим и ладонями машем,
Я и сын мой, вослед,
И кричит он: – Где наши, где наши?
Никого уже нет.
Даже пыль перестала крутиться,
Унеслась, улеглась...
Вы простите мне, мама, сестрица,
Что от вас отреклась.
Я за все теперь с вами в расплате
У чужбины в сетях,
От ее исполинских объятий
Синяки на локтях,
И живу я в дому как волчица,
Глядя в дальний лесок, –
Вы простите мне, мама, сестрица,
Что не села в возок.
Заслонят меня лица другие
Далеко, далеко...
Вы забудьте меня, дорогие,
Сразу станет легко.
* * *
Два ангела плачут на черном снегу
Средь грязи и прозы,
Срываются в снег и по лицам бегут
Их горькие слезы,
И наст прожигают, в сухую листву
По стеблям стекая…
У мертвого ангела стынет на лбу
Слеза золотая.
Он пал среди прочих – и пали враги,
Их нимбы поблекли.
Два ангела плачут о тех и других –
И лица их в пепле.