• ЛИ-2024-№40

 

Об этой квартире на шестом этаже, под самой черепичной крышей старого иерусалимского дома, ходили невероятные слухи. До полноценных легенд они, конечно, не дотягивали, но всё равно интересующиеся жильём в центре города выслушивали местных старожилов с интересом, а потом молча разворачивались и уходили искать другую жилплощадь – более спокойную и без загадочных историй, от которых кровь в жилах стынет. Читать об этом в каких-нибудь готических романах – это одно, а переживать такое воочию мало кому хотелось, даже если это и выглядело как сказка. Сбудется оно или не сбудется – дело десятое, а вот постоянно жить в ожидании…

Говорили, что этому дому уже больше века, и когда его построил заезжий немецкий архитектор, весь Иерусалим приходил любоваться необычным строением. Ещё бы – шесть этажей, это почти высотка по тем временам, к тому же необычная красная черепичная крыша под коньком и диковинные, узкие стрельчатые окна, каких никто в городе не делал… Едва ли архитектор предполагал, что в таком выстроенном по европейским стандартам доме будет комфортно жить коренным иерусалимцам с их жарой, постоянным солнцем и… да мало ли ещё какие пакости способен устроить местный климат?!

В квартире на шестом этаже первым поселился один старый поэт, имени которого никто уже не помнил, а его стихи – может, они где-то и напечатаны, но мало кто из соседей интересовался ими, как и всей остальной художественной литературой. И без неё проблем хватало.

Рассказывали, что поэт приехал в страну из северного российского города Санкт-Петербурга, и у него была застарелая чахотка, которую он лечил солнечными ваннами. Его убедили, что только яркое солнце способно выгнать болезнь, поэтому и попросил переделать узкое стрельчатое окно на окно почти во всю стену от пола до потолка, и такое окно ему сделали.

Единственное во всём доме, потому что никто больше на такое не решился. Издалека, ещё с улицы, теперь можно было увидеть, как в единственном непропорционально большом окне, почти у самого неба, всегда играют лучи и от стекла отражаются весёлые солнечные зайчики, стреляя в зависимости от набегающих облаков по всей неширокой улочке перед домом.

Вылечился ли поэт от недуга, неизвестно, и что с ним в итоге произошло, тоже мало кого интересовало.

 

Известно лишь, что после его смерти наследники продали квартиру и куда-то уехали, но новые жильцы в ней не прижились и спустя короткое время перепродали уже квартирному маклеру, после чего у квартиры почти каждый год стали появляться новые хозяева.

Рассказывали, что в этой квартире сразу после того, как появилось большое окно, стали происходить какие-то невероятные вещи. Будто бы по ночам в это окно влетали то ли привидения, в которых никто по-настоящему всё ещё не верил, то ли являлись духи прежних жильцов, которые по-хозяйски расхаживали из угла в угол и что-то искали. Ясное дело, что тем, кто проживал тут в настоящий момент, такое не нравилось.

Говорили, что в самом начале появлялись тут призраки немецкого архитектора и первого владельца квартиры – поэта, велевшего сделать большое окно, и эти призраки ссорились друг с другом, спорили и никак не могли что-то поделить. Вероятно, в этом окне что-то оказалось не так, но это навсегда осталось для окружающих тайной. Впрочем, никакого вреда от их спора никому из посторонних не было.

Когда тут поселился отставной офицер-инвалид со своей молчаливой женой, то к нему в гости стал наведываться какой-то странный полупрозрачный призрак солдата в старом английском мундире с блестящими пуговицами и ржавым карабином на плече. Его видели даже те, кто никакого отношения к квартире не имел. Этот призрак якобы что-то пытался объяснять офицеру, но слов его было опять не различить, поэтому он просто вставал по стойке смирно, отдавал честь и сразу же растворялся. Притом всё это происходило в полной тишине. Офицера-инвалида и без того мучили головные боли, поэтому он, страдая от старых военных ран, не спал ночи напролёт, а днём… днём было и без того жарко, душно и невыносимо. Даже кондиционер, который он поставил вскоре, не позволял расслабляться в благословенной прохладе…

Наконец он съехал в другое, более спокойное место, а в квартире поселился довольно успешный адвокат, у которого не было жены, зато довольно часто его посещали разные женщины, остававшиеся на ночь. Первое время всё было относительно спокойно, потому что адвокату было не до общения с привидениями, но такое продолжалось недолго. Спустя некоторое время через это громадное окно стали к нему приходить по ночам души преступников. Но не тех, которые заслужили свою участь, и адвокат разумно не добивался для них смягчения приговора, а души тех, кто был по-настоящему невиновен, а адвокат так и не смог или не захотел потрудиться над оправданием их доброго имени.

И было совсем неважно, живы они или уже нет. Неясные тени протягивали к нему руки и словно за что-то укоряли, а он лишь загораживался от них, закрывал глаза ладонями, словно его пытались ударить. Какие при этом, согласитесь, женщины?..

После того, как адвокат съехал, достаточно долгое время в квартиру никто не заселялся. Просто адвокат с кем-то из соседей успел поделиться своими ночными кошмарами, и теперь уже серьёзно поползли слухи о чертовщине и об окне, сквозь которое проникали внутрь какие-то странные привидения. Притом для каждого жильца они были какими-то своими, особенными, и это было вдвойне загадочно. У каждого есть скелеты в шкафу – кто знает, на что они способны? Никому не хотелось встретиться воочию со своими застарелыми кошмарами, а ведь они есть – непременно есть! – у любого из нас… 

Квартирный маклер, купивший в конце концов эту квартиру для того, чтобы сдавать на съём, потихоньку начал впадать в панику. Время шло, а квартира стояла пустой и денег не приносила. Наконец, за сущие копейки он разыскал нового квартиросъёмщика – религиозного еврея, у которого была большая семья из шести человек. Вероятно, тот слышал о неприятных вещах, происходящих в этой загадочной квартире на шестом этаже, но решил, что сумеет совладать с помощью молитвы с любой чертовщиной и вообще со всем, что может здесь произойти. Для него, человека глубоко верующего, разве могут существовать привидения и прочая нечисть? Тем более, за квартиру просили совсем немного.

Но и с этим весьма благочестивым человеком начали происходить странные вещи. Судя по его словам, ему каждую ночь стали являться мудрецы и законоучители древности, которые раз за разом твердили ему о том, что хватит с утра до ночи сидеть в иешиве и учить закон, а не мешало бы найти хоть какую-то работу, которая помогла бы ему справиться с бедностью и худо-бедно обеспечить семью достойным существованием. А наш религиозный товарищ даже представить себе такого не мог. В конце концов он не выдержал. Хоть и трудно в центре Иерусалима найти квартиру более дешёвую, он всё-таки нашёл и поскорее съехал, вернее, сбежал отсюда. Правда, новая квартира обходилась ему в два раза дороже.

Было ещё несколько квартиросъёмщиков, но их историй соседи вспомнить не могли, зато хорошо помнили, как кто-то из них даже предлагал хозяину квартиры вызвать мастера, чтобы тот заложил оконный проём кирпичом, только почему-то ни один из приглашённых каменщиков не согласился сделать эту работу. Что-то не позволяло им подступиться к ней. И это уже было самое невероятное из того, что могло случиться.

Наконец, дошла очередь и до меня. Наверное, я мог бы найти что-то получше – в современном доме, с удобствами и без привидений, но мне хотелось того, что я называл про себя старым иерусалимским духом, который невозможен в новостройках. Меня в этом доме устраивало всё, и даже более чем устраивало. Я хотел жить именно на последнем этаже в старом доме, видеть по утрам в окне не только стены и крыши соседских домов, а чистое небо, встающее по утрам солнце, даже общаться с привидениями, в которых, несмотря ни на какие легенды, не верил и непонятных вещей не страшился, ведь терять-то мне было нечего, а наоборот – очень хотелось пощекотать нервы и прояснить, какие у меня скрываются скелеты в шкафу, если уж до них, судя по рассказам очевидцев, здесь всегда доходит дело. Как всё-таки здорово, что через это волшебное окно – если это правда! – к человеку приходит именно то, чего он опасается или стыдится больше всего на свете. Естественно, общение со своими страхами и застарелыми комплексами – не самое приятное занятие из тех, что можно себе пожелать, но и прятаться от этого и закрывать глаза, чтобы только не видеть свои проблемы, тоже неправильно.

Я ни минуты не сомневался, стоит ли селиться здесь или нет, уж больно спокойная и скучная жизнь у меня складывалась в последнее время. Мне и писать больше было не о чем, хотя я издавна подсел на сочинение бесконечных историй, вот только где брать идеи и сюжеты для них? Сегодня Иерусалим, к сожалению, всё больше превращается в современный цивилизованный, но скучный и стандартный город, в котором уже не происходит ничего волшебного и загадочного. Не о таком Иерусалиме грезит каждый из нас.

Квартирный маклер с сожалением глянул мне в глаза и честно – может быть, впервые в жизни! – поведал обо всём, что ждёт новичка в этой квартире. Чертовщина, которая непременно приключится, будет именно его, индивидуальная, потому что у каждого из предыдущих жильцов ничего похожего друг на друга не происходило, но никого не миновала напасть пообщаться с этой таинственной сущностью, принимающей разные обличия. Тем лучше, легкомысленно согласился я, но маклер погрозил мне пальцем, мол, ты далеко не первый, кто поначалу считает это чепухой и чем-то несерьёзным, а ведь всё гораздо страшней и загадочней, хоть и прозаичней. Так что скрывать это и продавать кота в мешке ему, маклеру, не с руки, ведь всё равно я от кого-то это узнал бы. Если всё же решусь, невзирая на предупреждения, поселиться в этой квартире, то маклер заранее снимает с себя любую ответственность и уплаченные вперёд деньги за проживание возвращать не станет.

Свой небогатый скарб я перетащил в новую квартиру в тот же день. Ноутбук, пару связок книг и чемодан с бельём и одеждой – это всё, что нужно было мне в ближайшее время. А дальше, если поселюсь тут надолго, обживусь и всем остальным. 

До самого вечера я занимался обустройством, сходил в магазин, купил кофеварку и печенье, пообедал в ближайшем кафе, а потом, когда начало темнеть, вернулся домой и передвинул старое глубокое кресло, всё время стоявшее в углу, поближе к окну. Потом сел и принялся ждать. На широком подоконнике вровень с коленями я удобно пристроил ноутбук и, поглядывая на быстро темнеющий провал улочки и всё ещё светлое небо, принялся ждать.

Кого я ждал? Очень хотелось, чтобы меня посетило не просто какое-нибудь абстрактное привидение, а что-то из моего прошлого, нарисовался бы какой-то старый потаённый грешок, за который я до сих пор испытываю стыд, но не хочу бередить память и вытаскивать его наружу. Как такое может произойти? Легко рассуждать и придумывать красивые фигуры речи в своё оправдание… а если этот скрытый грешок был и на самом деле настолько гадким и мерзким, что рука до сих пор не поднималась его исправить? Вот и исправим...

Нет, что-то я сейчас заговорил совсем не о том, зато с каким-то кровожадным интересом почему-то пытаюсь раскопать в себе что-то нехорошее, уже заранее примеряя на себя одежды страдальца. Раньше почему-то до этого руки не доходили…

За окном ничего необычного как не было, так и нет. Лишь пара молодых голубков несколько раз уже пыталась пристроиться на карнизе под окном, громко хлопая крыльями и недовольно между собой переговариваясь на своём утробном голубином языке.  

И это всё? – усмехнулся я, откидываясь в кресле. – Все мои проблемы замкнулись на этих симпатичных голубках, которые ищут, где бы им устроить гнёздышко? Даже неудобно становится, честное слово! У всех живших тут до меня были действительно серьёзные проблемы, способные довести их до сумасшествия и малодушного побега отсюда, а у меня? Тоже мне – писатель, властитель дум с голубиными проблемами…

Кто назвал писателя властителем дум, я в настоящий момент не помнил, но это было и неважно, потому что ни на какого властителя дум я не тянул.

 А вот тянул ли на писателя – ещё вопрос. Голубь, увы, не орёл, чтобы высоко летать…

Так и не написав ни строчки, я закрыл ноутбук и принялся без особого интереса следить за голубками, которые в уголке уже пристроили несколько веточек для будущего гнезда.

Похоже, ни о каких привидениях они и знать не знали, а место для того, чтобы высиживать птенцов, тут и в самом деле было удобное и тихое, лишь бы человек за стеклом их не беспокоил.

Некоторое время понаблюдав за ними, я принялся разглядывать быстро темнеющий небосвод, где следом за синевой, спускающейся на жёлто-розовую дымку, окутывающую серый частокол крыш, потихоньку начала сгущаться чёрная иерусалимская ночь в крапинках звёзд, и их с каждой минутой становилось всё больше и больше. Но и за звёздами следить было довольно скучно, и я почувствовал, что глаза мои потихоньку слипаются. Видно, сегодня ничего необычного не случится, и обещанные привидения решили отложить знакомство со мной до лучших времён. Что ж, видно сегодня – не судьба.

Лениво перебравшись из кресла на стоявший у противоположной стены низкий продавленный диван, я краем глаза заметил какую-то неясную тень, мелькнувшую за окном. Может, вот оно, долгожданное появление?.. Впрочем, кроме этой тени, никаких движений за стеклом больше не наблюдалось, и даже когда я подошёл вплотную к окну и выглянул наружу, повсюду был такой умиротворяющий покой, что даже звёзды больше не мигали. Вздохнув, я развернулся и, уже не оглядываясь, отправился спать.

До самого утра я проспал крепко и без сновидений. Это было удивительно, потому что все последние ночи я спал очень чутко, что-то неясное меня беспокоило, и я отчаянно вертелся на смятых простынях, часто просыпался от духоты и каких-то едва различимых звуков.

Но в эту ночь, то ли в моей новой квартире была и в самом деле такая абсолютная тишина, что я ничего не слышал, кроме собственного дыхания, то ли из приоткрытой створки окна веяло такой приятной свежестью и прохладой, что дышалось и спалось замечательно, только я проснулся с первыми лучами солнца свежим и полным сил, чего уже давно со мной не случалось.

Шершавые каменные плитки пола приятно холодили пятки, но я первым делом подошёл к окну и посмотрел, что творится снаружи. В уголке карниза по-прежнему сидела голубка, но веточек, которые они вчера таскали для гнезда, не прибавилось. Наоборот, их стало меньше, будто кто-то смёл уже заготовленные, а сейчас, чуть свет, она принялась заново строить своё гнездо.

Эх ты, растяпа! – усмехнулся я. – Столько трудилась, а потом, вероятно, нечаянно задела их крылом, и всё упало вниз. Сейчас тебе помогу…

Я достал из чемодана свою старую майку и, аккуратно собрав оставшиеся веточки, подстелил её под них. Голубка не улетала, а внимательно следила за тем, что я делаю, а потом и вовсе прилетел её голубок, и они вместе принялись копаться, устраивая гнёздышко дальше. Слушать их неторопливое воркование было приятно, и я, чтобы не мешать им, отодвинул кресло от окна и снова открыл ноутбук.

День пролетел незаметно. Дважды я выходил на прогулку, потом что-то писал, и после обеда, когда за окном была лютая жара и солнце стояло в зените, даже часа полтора вздремнул, а проснулся уже вечером, когда по небу поплыли облака и звуки оживлённого города стали тише.

Осторожно выглянув за окно, я обнаружил, что голубка снесла два крохотных белых яйца и теперь сидит на них, настороженно поглядывая по сторонам. Больше никого с нею рядом не было.

Никогда не подумал бы, что мне будет приятно наблюдать за такой вроде бы незначительной мелочью, как голубка, высиживающая птенцов. Сколько дней должно пройти, пока они вылупятся и полетят самостоятельно, я не знал. Но в любом случае приятно, когда ты не один в мёртвой тишине этой странной квартиры, а какой-то живой и трепещущий комочек находится рядом с тобой. 

Неожиданно я вспомнил, что до сих пор меня так и не посетило обещанное привидение, или – как ещё назвать того, кто посещал прежних жильцов? Судя по первому дню моего проживания в этой квартире, всё происходившее наверняка чепуха на постном масле – у людей разыгрывается больное воображение, тем более, все почему-то свято уверены, что Иерусалим – город по всем статьям необычный, а значит, и всё, что происходит здесь, тоже необычное и даже мистическое. Людям хочется, чтобы серые будни, в которых они вынужденно существуют, хотя бы изредка превращались в наполненные сказкой и таинственными вещами истории, и эти истории так или иначе материализуются в их воображении. Такое происходит, думаю, повсюду, но в Иерусалиме подобные вещи просто по статусу самого мистического города на земле должны происходить чаще.

Из полуоткрытого окна веяла прохлада, и даже лёгкий ветерок уже привольно гулял по комнате. Прикрыв окно, я отправился на свой диван, потому что пора было спать. Проснуться я хотел пораньше утром, ещё до рассвета, и потом отправиться на прогулку по безлюдным улицам.

Такие походы я устраивал себе время от времени, и больше всего мне нравилось в них встречать восход солнца где-нибудь в новом, незнакомом месте.

Я даже фотокамеру брал с собой раньше, но потом, когда понял, что прелесть и красоту каждого мгновения пробуждения нового дня никакой фотографией не запечатлеть, отказался от этого. Лучше спокойно созерцать и тихо радоваться каждому прожитому дню.

Я растянулся на диване и стал прикидывать, куда отправлюсь утром, но чувствовалось, что сон всё ближе и ближе подбирается ко мне, поэтому особо раздумывать было лень.

Боковым зрением я неожиданно заметил, как что-то, точь-в-точь такое же, как и вчера вечером, мелькнуло за окном. И всё это в полной тишине. Если бы это была голубка, я бы услышал, как она топчется по веткам или хлопает крыльями, но это была не она. Тогда кто?

Помимо желания, сердце кольнуло тревогой, и сразу расхотелось спать. Я лежал на спине и глядел широко раскрытыми глазами в тёмный потолок, потом осторожно встал и отправился к окну. Как и вчера шершавые каменные плитки пола холодили пятки, и это окончательно разбудило меня.

За окном был беспросветный мрак. Даже звёзд на небе больше не было. Наверное, их закрыли набежавшие ещё с вечера облака. Немного постояв, я решил окно не открывать, а подождать до завтра, когда рассветёт. Хоть я и сейчас до конца не верил ни в какие мистические вещи, но… лучше всё-таки подождать до утра. Мало ли что…

Я вернулся к своему дивану и только собрался лечь, как неожиданно раздался негромкий стук в окно. В полной тишине комнаты он грохотал пушечными раскатами. И сразу вся моя бравада и неверие в чудеса мгновенно испарились, в памяти замелькали рассказы о приключениях прошлых жильцов, а по спине помимо желания пробежала дрожь.

Значит, и меня, выходит, не миновала чаша сия? Едва ли голубка, которая оставалась в своём гнезде, могла постучать в стекло. Тогда кто? Этот вопрос всё время не давал мне покоя и постоянно вертелся на языке.

Как подкошенный, я рухнул на диван и уткнулся лицом в подушку. Может, померещилось? Я прислушался, но стук в стекло не повторялся. Ещё глубже зарывшись лицом в подушку, я даже закрыл уши ладонями.

А ведь это оконное стекло никакая не преграда, если что-то неведомое захочет проникнуть внутрь с улицы.

Подобраться к окну снизу или спуститься с крыши совершенно невозможно – я это проверил, когда впервые распахнул окно и выглянул на улицу. Значит…

Фонарик.

Надо найти фонарик и посветить, чтобы увидеть стучавшего. Только как это сделать… и зачем?! Фонарика у меня нет, но, если бы и был, неужели я отважился бы сейчас подойти к окну? Мало ли что там… Я даже не представлял, кто это может быть.

Некоторое время я лежал неподвижно, потом убрал руки и прислушался. Больше стук не повторялся, в квартире и за окном было тихо. Я перевернулся на спину и попытался привести мысли в порядок. Мне снова вспомнились рассказы про первого владельца квартиры, старого питерского поэта, стихи которого не сохранились. С какими своими демонами он воевал здесь? Только ли это огромное окно понадобилось ему для борьбы с болезнью, и из-за него ли он ссорился с немцем-архитектором? Ничего не понятно, но именно с него и началось твориться здесь что-то необъяснимое. А следующий жилец – отставной офицер, которому уже реально мерещился солдат, служивший под его началом? А адвокат с его проигранными делами и жертвами, которых он не смог защитить? Кто ещё? Наверняка подобных им было немало, только мне не обо всех рассказали…

Нервное напряжение начало потихоньку спадать. Тем более, что за окном было по-прежнему тихо, и никаких звуков больше не доносилось. Наверное, я всё-таки уснул, и мне снились какие-то странные сны, в которых уже я проживал услышанные истории бывших жильцов, но каждый раз они обрывались на том самом месте, где должно было произойти какое-то завершение и какая-то развязка. А потом я и вовсе принялся отчаянно копаться в себе, в своей памяти, выискивая свои потаённые грешки, о которых давно не вспоминал, но теперь мне это неожиданно потребовалось, чтобы узнать, в чём я провинился перед кем-то или перед этим проклятым окном…   

Наверное, их было немало, этих моих грешков, только я всё время перешагивал через них, надеясь, что если никакого наказания за них не было, то и нечего ворошить их в памяти. Всё забудется, всё перемелется… А оказывалось, что ничего не исчезает бесследно, и всё когда-то всплывает на поверхность, каким бы счастливым, успешным и положительным ты сегодня ни стал. Пока сполна не рассчитаешься за каждую ошибку или подлость, ничего не закончится, и судьба рано или поздно приведёт тебя к такому окну, постучит ночью тебе в стекло…

Проснулся я довольно поздно, когда солнце уже светило вовсю, и даже сквозь закрытое окно доносились отдалённые городские звуки – с оживлённых улиц и заполненных автомобилями шоссе. От неудобного лежания тело немного затекло, но я всё-таки, кряхтя, сполз с дивана и поискал взглядом, чем вооружиться перед тем, как распахнуть окно и посмотреть, кто стучал в него ночью.

Ничего, кроме старого столового ножа с деревянной ручкой, не нашлось. И сразу же вспомнились ночные страхи. При свете, конечно, выглядывать в окно было уже не так боязно, но тем не менее… Кто это всё-таки мог быть? На голубку, с которой я уже подружился, не похоже. Едва ли ей нужна была моя компания, и она стала бы звать меня. Значит, был кто-то ещё… Может, не рисковать и не соваться сразу, а выйти на улицу и уже оттуда, издали посмотреть на окно? Всё-таки на расстоянии безопасней…

– Чёрт побери! – в сердцах выругался я. – Вообразил себе невесть что и стою теперь с выпученными глазами, в трусах и с кухонным ножом! Скажешь кому-то — засмеют!

Я решительно направился к окну, но за два шага до него остановился как вкопанный. И ведь было от чего! Всего минуту назад, ещё лёжа на диване, я смотрел в окно, и по небу мирно плыли облака, из-за них выглядывало солнце, и лучи его сквозь стекло рисовали по плиткам пола яркие жёлтые квадраты. Утро как утро. Сейчас же солнца в окне не было, а облака – и я даже не заметил, когда они исчезли, – сменились тяжёлыми серыми тучами, закрывающими горизонт и готовыми вот-вот разразиться проливным дождём. И это в середине лета в Иерусалиме!

– Ничего себе! – присвистнул я, не решаясь открыть раму и высунуть голову наружу. – Так не бывает! Или это всё происходит… для меня?! Неужели мои кошмары настолько могущественны, чтобы повелевать природными стихиями? 

В иной ситуации я наверняка посмеялся бы над своими последними, не совсем умными словами, но сейчас было не до смеха. Отбросив в сторону бесполезный кухонный нож, я решительно дёрнул шпингалет на раме и распахнул створки.

 В лицо ударил прохладный, наполненный влагой ветер.

За окном ничего видно не было, только сгущающийся туман, поглощающий своими клубами всё вокруг – улицу, крыши соседних домов…

А голубка?

Я глянул на карниз и остолбенел: ни гнезда, ни веточек, аккуратно уложенных на мою старую майку, ни голубки с двумя крохотными яйцами не было. Зато сидел, или даже не сидел, а привольно разлёгся… огромный чёрный кот. Его яркие голубые глаза неотступно следили за мной, словно чего-то ждали. Даже не по себе стало от этого почти человеческого взгляда.

– Что ты здесь делаешь, кот? – прошептал я дрожащими губами. – Как ты сюда забрался? По отвесной стене? Разве коты это умеют?

Кот, не мигая, смотрел на меня и не шевелился.

 Его голубые глаза, казалось, лучились от какой-то непонятной радости, и в них не было ни интереса ко мне, ни внимания к моим словам, и даже ожидания какого-то подвоха с моей стороны в них не было. У кота была какая-то особая миссия, и я это заметил сразу.

Но… какая? 

– Где голубка с её гнездом? – уже смелее проговорил я. – Куда ты их дел? И как ты сюда всё-таки забрался? Да ещё стучал всю ночь в окно. А ведь это был ты – кто же ещё!

Неожиданно у меня в висках заколотили какие-то тяжёлые звонкие молоточки, и я даже покачнулся, задыхаясь липким прохладным воздухом, но вовремя вцепился руками в раму и устоял. В глазах всё поплыло, и я даже зажмурился. 

– Хочешь меня сбросить вниз? – теперь каждое слово выговаривалось с трудом, и хоть кот по-прежнему молчал и не шевелился, мне казалось, что мы с ним нашли общий язык. – Так же, как ты сбросил вниз несчастную голубку? Скажи что-нибудь!

Ноги мои налились свинцовой тяжестью, а руки, которыми я цеплялся за раму, задрожали от напряжения. Я втянул в себя побольше воздуха и вдруг выпалил, задыхаясь:

– Значит, ты и есть то привидение, которое являлось каждому из жильцов этой квартиры? Почему? Какая между нами связь? В чём я нагрешил? Рассказывай – разве ты не для этого появился здесь?

Наступила некоторая пауза, но мне показалось, что кот пошевелился, и его усатая физиономия чуть ли не расплылась от непонятного удовольствия.

– Выходит, я прав! Ты, кот, и есть мой скелет из шкафа! Только что это значит? На какие мои секреты ты намекаешь? Не хочешь сказать всё начистоту? Сколько я могу носить это в себе?! Помоги…

Кот медленно встал и отвёл взгляд в сторону.

Но я уже не мог успокоиться:

– Давай сделаем так. Я помогу тебе подняться в мою комнату, и ты всё расскажешь. Бог с ней, с голубкой, которую ты сбросил вниз. Иди в этом тоже есть какой-то скрытый смысл?

Несомненно, кот понимал всё, что я говорю, иначе, почему он отрицательно покачал головой?

Или мне это опять показалось?

– Не хочешь подниматься? Тогда что тебе от меня нужно?

Я свесился из окна к карнизу, но всё равно достать кота не мог. Для этого он должен был сделать несколько шагов ко мне, но кот остался неподвижен.

– Ну, давай же! Я тебе помогу… 

Нужно было свеситься ещё ниже, и у меня на мгновение перехватило дыхание.

Но я уже ничего не боялся, так как решил, что этот кот не позволит случиться ничему плохому, пока не донесёт до меня какую-то важную мысль.

Наконец этот мерзавец медленно выгнул спину, сладко зевнул, потянулся и шагнул, но не в мою сторону, а в плотный клубящийся туман, в котором сперва растворилась его лапа, потом голова, а потом и он весь. Кончик чёрного хвоста на мгновение замер, потом тоже исчез в тумане.

Я же бессильно размахивал рукой, пытаясь проткнуть липкую вату тумана и схватить исчезнувшего кота.

После его исчезновения в сердце отчего-то стало поначалу горько и грустно, а потом неожиданно легко и радостно. Настолько легко, что я смело разжал руку, которой цеплялся за раму, и почувствовал, как сам, следом за котом, растворяюсь в слегка влажном, но приятно щекочущем щёки тумане.

Я больше ничего не боялся, как не боится неизвестности совершенно безгрешный человек.

И ещё – я не падал…